Марианна Баконина: креатив и террор эпохи Интернета

Марианна Баконина: креатив и террор эпохи Интернета
24.12.2014 | 21:48

И до кенгурятников докатилось, А хотели на своем острове отсидеться. Не хочу дальше цитировать злорадные комментарии троллей, ботов и прочих нехороших людей к новости о захвате заложников вроде бы от имени или во имя пресловутого ИГИЛ в кафе Lindt на центральной площади Сиднея. Злорадство возвращается, как бумеранг. Кому, как не австралийцам, это знать. Американцы уже знают. Французы тоже в очередной раз совсем недавно убедились, насколько неожиданным может быть удар, когда безумец за рулем крошит пешеходов с криками Аллах акбар.

С технологической точки зрения захват заложников в гламурном швейцарско-интернациональном кафе-шоколаднице ничем не отличается от нашумевших, но уже подзабытых знаменитых терактов. Можно вспомнить Мумбай, Найроби, Беслан, Буденновск, священную Каабу в Мекке, посольство США в Иране, захват министров в венской штаб-квартире ОПЕК. Кто подзабыл, в каком году и как это происходило, может проверить по Википедии. Где-то было больше людей, гранат и автоматов. Кем-то командовал Басаев, а кем-то Карлос Шакал. Кто-то требовал денег и публичного исполнения вслух декларации в поддержку свободной Палестины, кто-то признания независимости Чечни, а в Сиднее вот попросили флаг ИГИЛ и беседу с премьер-министром Эбботом.

Но технология одна и та же: люди, вооруженные кто до зубов, а кто и не очень, наносят удар там, где никто не ждет, и параллельно выдвигают требования, справедливые и благородные с их точки зрения. Ответ властей разнится в зависимости от военной тактики и политической ситуации: или идут в атаку, или идут на уступки. Что, впрочем, не отменяет охоту на террористов, даже если им удалось скрыться. Кстати, тактика и стратегия почти не влияют на число жертв. Если пересчитать в процентах количество раненых и убитых при штурме заложников и террориста в Сиднее, Вене и Буденновске, разница невелика, все зависит от масштабов самой акции.

Причем мягкость или твердость властей практически не влияет на поведение потенциальных участников атак. Схема террора самовоспроизводится без учета слабости или силы внешнего давления.

Этот феномен не спишешь на времена, которые сделали слишком доступными оружие и взрывчатку.

Во времена сверхопасного динамита и жалких огнестрельных мухобоек жаждущие свободы Родины, счастья народа или справедливости юнцы охотились, как на зайца, на Александра Второго. Причем в весьма культурных слоях российского общества охотников почитали за молодежь с чистейшими помыслами. Идеалисты-романтики палили из пукалок по Наполеону Третьему и Бисмарку. Чтобы убить императрицу Австро-Венгрии Сиси, анархисту и борцу за полную свободу Италии Лукени хватило банального напильника. Это он потом в тюрьме повесился, а на судебном процессе чувствовал себя героем.

Да и Великая французская революция началась по большому счету с того, что полубезумный патриот Дамьен с перочинным ножичком бросился на Луи Пятнадцатого. Король выжил и даже верил, что aprs nous le dluge, но Революция все равно случилась при его внуке.

Так что смертоносные атаки идеалистов, патриотов, безумцев и высокодуховных романтиков не спишешь на ислам и на кровавый двадцатый век.

И на глобальный двадцать первый тоже не спишешь. Стали эффективнее и доступнее оружие и взрывчатка. Для того чтобы обменяться идеями и спланировать теракт, больше не надо собираться на пикник где-то в городе Нежине Черниговской губернии. Все стало проще. Идеи и гексоген облетают теперь земной шар со скоростью света, и только полицейскими и разведывательными мерами с ними не справиться. Как не справлялись борцы с "Народной волей" и эсерами.

Гораздо важнее ответить на вопрос, почему они это делают.

Почему Желябов и Перовская решили, что пока жив император-освободитель, народу счастья не видать? Отчего красавец Халтурин травил себя ртутью и свинцом, лишь бы взорвать ненавистного, а с ним десятки невиновных?

Почему лихой Басаев, мечтавший сначала о дипломе юриста, а потом о независимой Ичкерии, вдруг стал Абдаллахом-Шамилем Абу-Идрисом и борцом за исламский халифат? Почему тишайший египтянин Мухаммад Атта, по кличке Соловушка, мечтавший строить дома, вдруг схватился за штурвал самолета, пикировавшего на ВТЦ в Нью-Йорке? Отчего благополучный сынок саудовского миллиардера с нежным именем Усама Львенок, если переводить с арабского, объявил джихад тем, кто так ловко обучал его бойцов и снабжал оружием? Отчего сиднейский террорист вдруг полюбил ИГИЛ и беседы с премьером Эбботом? С чего вдруг состоящий на учете где-то во французском ПНД дижонский мусульманин с криками Аллах акбар! и За детей Палестины! давит на площади мирных обывателей?

Пять лет назад сиднейский террорист Харон Морис рассылал обличительные письма семьям австралийских солдат, погибших в Афганистане, два года назад попал под суд как подозреваемый в убийстве жены, а потом печатал в газетах объявления как хиромант и чистильщик кармы, а заодно домогался клиенток, пришедших к гуру. Неужели такие разные люди подцепили один и тот же вирус? Или у бизнесмена, абрека, студента, душевнобольного и боевика разные заболевания? Тогда почему болезни у них разные, а лозунги одинаковые? Кому это выгодно?

Пока мы не найдем правильные и точные ответы на эти вопросы террор будет возвращаться к нам, как бумеранг. Неважно, где мы живем в Сиднее, Москве, Грозном, Париже.